Не голова, а компьютер - Страница 30

Отец вышел из ванной распаренный, пахнущий мылом и спросил у мамы, можно ли ему в порядке исключения поужинать в халате? Все равно, дескать, завалюсь сейчас спать, так как устал смертельно. Но по его сияющему лицу нельзя было этого сказать. С Марцином он поздоровался приветливо.

«Значит, еще не знает!»

— Так и быть, разрешаю в виде исключения. Ради премии, — прибавила мама, внося блюдо с сосисками и соус.

— Папа премию получил?! — обрадовался Марцин.

— Не получил, но через несколько дней получит. Может, еще до первого числа.

— Ой, папочка, как хорошо! — воскликнул Марцин. — Ты ведь помнишь, первого День ребенка?

— Что ты говоришь? — притворился удивленным отец. — А я и забыл! Какой вкусный соус! Мальчики, я вам от всей души желаю, чтобы ваши жены готовили так же вкусно, как мама. Посмотрите, какой рис рассыпчатый, каждая крупинка отдельно. Это настоящее искусство!

Выходит, причиной хорошего настроения отца и маминой снисходительности была премия. Может, она на радостях вообще обо всем позабыла?..

Но когда за ужином отец спросил, что слышно в школе и какие он получил отметки, и посмотрел при этом на него испытующе, у Марцина душа ушла в пятки. Значит, отцу все известно.

После ужина, прихватив с собой недопитый стакан чаю, отец ушел в спальню. А Марцин в надежде, что гроза миновала, помогал матери убирать со стола.

— Марцин, поди-ка сюда! — послышалось вдруг из спальни, и, когда Марцин вошел, отец велел ему затворить дверь.

С той самой минуты, как Петрик сообщил ему, что Вацек все знает, Марцин готовился к разговору с отцом. Что разговора не избежать, он понимал. Одно дело объясняться с Вацеком, даже с мамой, — ей, главное, дать выговориться и не перечить, а другое — с отцом. От него так просто не отвертишься, и в тех редких случаях, когда доходило до разбирательства, хочешь не хочешь, приходилось выкладывать все начистоту.

Но Марцин не хотел сдаваться и приготовился возражать, оправдываться, темнить и изворачиваться: отец ему одно, он — другое. Отец — так, а он — этак. Даже, казалось, целиком поглощенный судьбой самого симпатичного из Картрайтов, толстяка Госса, он ловил себя на том, что придумывает ответы на возможные вопросы отца. По дороге домой сердце у него замирало от страха. В курсе отец или нет? — терялся в догадках Марцин. А вдруг произошло чудо и отец ничего не знает? Но на случай, если мама ему все-таки сказала, он был наготове, как будто ему предстояло отвечать вызубренный урок. Но едва остался с глазу на глаз с отцом, у него все вылетело из головы.

— Зачем тебе понадобились деньги? — спросил отец напрямик.

И Марцин, неожиданно для самого себя, выложил все, как есть. Как проспорил и первый, и второй раз, как задолжал Костику и учительница дала им взаймы. Словом, чистосердечно во всем признался. А кончил, даже страшно стало: как отнесется к этому отец? И какое его ждет наказание?

— Первым делом отдашь долг учительнице. Она — хороший, достойный уважения человек. Не потому, что дала вам в долг, а потому, что от позора спасла. Понимаешь?

Марцин кивнул.

— Спорить на деньги или на то, что покупается за деньги, нельзя. Это все равно, что в азартные игры играть. К чему это приводит, ты, наверно, знаешь. И вообще, не в деньгах счастье… Не маленький уже, сам должен понимать. Зарабатывать деньги никому не возбраняется, но зарабатывать надо честно. Хочешь деньги иметь, работай больше и лучше! Но жульничество, очковтирательство, махинации разные всегда у меня вызывали отвращение, и хотелось бы, чтобы мои дети так же к этому относились. — Отец помолчал и сказал: — Дай пиджак.

Из внутреннего кармана вынул он тощий бумажник, покопался, извлек двадцать злотых.

— Это предназначалось тебе к Дню ребенка. Возьми, расплатись со всеми долгами. И обещай никогда не устраивать ничего похожего на этот ваш цирк.

Марцин кинулся ему на шею.

13

По дороге домой Костик раздумывал: удастся замять историю с цирком или нет? Он бы дорого дал, чтобы о ней позабыли. Малыши, получив обратно свои деньги, забудут быстро. А Пуся? Нет, она не проговорится. Ни про деньги, которые в долг дала, ни про цирк. Это секрет, тайна, и никто, кроме них троих, ничего не узнает. Еще повезло, что у директора и без них «дел по горло», а то бы они так легко не отделались.

Дома застал он Алицию. Она как раз собиралась на экскурсию на Мазурские озера, о которой в последнее время только и говорила — все уши прожужжала. Стирала, гладила, как будто не на день уезжала, а на целый месяц. В субботу вечером поезд, в понедельник утром опять в Варшаве. А разговоров, приготовлений — как перед кругосветным путешествием.

— Костик! — едва он переступил порог, налетела на него сестра. — Куда девался мед с верхней полки?

— Как куда? Кончился!

— Быть этого не может! — взвилась Алиция. — Ты, значит, съел. Я сама видела: вчера вечером еще четверть банки оставалась. Ты его съел, признавайся!

— «Признавайся, признавайся»! Чего пристала как банный лист! Во-первых, я никакой банки в глаза не видел, а во-вторых, сегодня утром там было едва на донышке.

— Врешь! Неправда! Я нарочно в самый угол задвинула, за другие банки, но от тебя разве спрячешь что-нибудь! Тебе и в голову не придет спросить, можно взять, не нужно это кому-нибудь! Зачем врать?

— Алиция, не кипятись, — спокойно сказал Костик, и это окончательно вывело сестру из себя. — У тебя и так уже вся шея красными пятнами пошла. Зачем тебе мед? Вон джема целая банка.

— «Зачем, зачем»! — с беспокойством огляделась в зеркало Алиция. — А тебе зачем?