— Глупое суеверие, — рассмеялась учительница.
— Нет! Не суеверие! — послышались протестующие голоса. — Нам очень хочется, чтобы пани Пусек сдала экзамен. Она всегда за нас заступается.
— И верит нам!
— Она очень справедливая!
— Один раз, когда школьная столовка была закрыта, она всех ребят, которые в школе обедают, повела в бар. А там пироги — пальчики оближешь! Кроме пани Пусек это никому в голову бы не пришло.
По лицу учительницы видно было, что ей приятно это слышать. Когда все успокоились и замолчали в ожидании, что она скажет, Костик заметил вполголоса:
— И за вас мы тоже держали бы палец.
— Да, да! — закричали со всех сторон.
Учительница сняла большие очки в роговой оправе и долго молча протирала их клочком желтой замши. Слова ребят ее тронули.
— Ну хорошо! Желание помочь своей учительнице весьма похвально и, хотя избранный вами способ противоречит здравому смыслу, я вас не осуждаю. В связи с этим мне вспомнился один забавный случай из моей студенческой жизни. Был у нас профессор-химик. Строгий, требовательный. Придира страшный. И никогда не улыбался. Вид его нагонял на студентов ужас. Сдавать ему экзамены боялись все без исключения, особенно студентки. И молва гласила, будто на экзамен надо непременно приходить в голубой кофточке. Ну само собой разумеется, все являлись в голубых кофточках. Не было своей — одалживали. И вот как-то одна студентка из тех, которые не очень-то утруждают себя занятиями, пришла в ярко-голубой кофте и… провалилась. После этого случая легенда о голубых кофтах была предана забвению. Одним словом, понимаете…
— Понимаем! Пани Пусек все знает назубок! — с жаром защищали ребята свою учительницу.
— Вот и отлично! Я тоже так думаю. Поэтому с чистой совестью буду держать за пани Пусек пальцы на обеих руках. Вот так! — и учительница сжала кулаки. — А теперь давайте повторим, что вам известно про опыление растений и какую в этом роль играют насекомые.
Высыпав после звонка в коридор, ребята увидели свою Пусю у дверей учительской. Раскрасневшись, она что-то рассказывала Томашевскому, а тот с глобусом в руках, с улыбкой поглядывал на молодую учительницу, кивая головой.
Ребята бросились к ней.
— Сдала! Сдала! — закричала издали счастливая учительница. — На пятерку! — И показала зачетную книжку: — Вот пятерка, а вот подпись.
Все, конечно, и на слово поверили бы пани Пусек, но кто мог отказать себе в удовольствии увидеть пятерку своими глазами. Заодно ребята обратили внимание, что и по остальным предметам у нее сплошные пятерки. Все гордились своей Пусей, словно была в этом и их заслуга.
— Знаешь, наша учительница экзамен на пятерку сдала! — сообщил Марцин старшему брату. — Страшно трудный экзамен, а она получила пятерку!
— Наш классный руководитель давным-давно всё посдавал, — заметил Вацек свысока. — И вдобавок за два факультета.
— Небось на троечки учился. Он вам свои отметки показывал? Нет? А я своими глазами видел: в зачетке — сплошные пятерки.
Шестой класс отличился: такого великолепного букета никто в день рождения не преподнес директору. По единодушному признанию ребят букет был что надо! Его перевязали принесенной Иреной золотой ленточкой, и делегаты от шестого класса «А» торжественно направились в кабинет. Их сопровождала пани Пусек; она на минутку забежала в школу, хотя по расписанию уроков у нее не было. Букет ей тоже понравился.
— Директор сразу обратил на него внимание, — отчитывалась возбужденная необычным событием Ирка. — Глянул на наш, потом на другие, потом опять на наш…
— И просил передать всему классу благодарность за внимание и цветы, — прибавил педантичный Немек, надевший ради такого случая модняцкую рубашку, на которую ребята пялились не меньше, чем на цветы.
— Вот это букет так букет! — с восхищением повторил кто-то еще раз, и несколько пар глаз — однако, далеко не все — с признательностью устремились на Марцина с Костиком.
— Нас шоколадными конфетами угостили! — показала Ирка две конфеты на вытянутой ладони. — Что с ними делать? Разделим на всех?
— Ты что! Сами съешьте! Вы же заслужили. Я на вашем месте слова от страха не могла бы сказать. Хорошо, что выбрали тебя, — говорила Эвка громко, чтобы услышал Марцин.
— При чем тут страх! И почет им, и конфеты — не жирно ли? — закричал Патерек.
Делегаты оскорбились. Немек положил конфеты на учительский стол и демонстративно отвернулся, сказав, что не любит сладкого. Ирка заявила: пусть ее, как Жанну д’Арк, на костре сожгут — она к конфетам не притронется.
Ни о каком костре, конечно, речи не было, но атмосфера накалилась. Еще немного — и, казалось, вспыхнет всамделишный огонь. Каждый считал своим долгом заявить, что ему на конфеты наплевать; тем не менее со всех сторон сыпались советы и предложения, как с ними поступить.
В самый разгар спора Собирай, стоявший ближе всех к столу, преспокойно сгреб обе конфеты, развернул и отправил в рот на глазах у изумленной публики. Все онемели.
— И как земля носит такого эгоиста! — выразил общее мнение Бирюк. — Целый пакет крыжовника умял — ни с кем не поделился. Всю математику чавкал! А теперь еще конфеты слопал!
— Крыжовника было мало, — нисколько не смутясь, отпарировал Собирай, — и кислятина, скулы сводит. И потом, сколько можно спорить из-за каких-то жалких двух конфет?
Но судьба наказала его. Пришлось ему посреди урока попроситься выйти, что в старших классах считалось крайне неприличным.